Разсказъ актера Михаила Чехова.

О своихъ поѣздкахъ въ Холмище, гдѣ пребывалъ старецъ Нектарій, послѣ своего изгнанія изъ Оптиной Пустыни, разсказываетъ Михаилъ Чеховъ. «Несмотря на слѣжку, установленную за нимъ», — говоритъ онъ, «до самой смерти старца посѣщали ученики, знавшіе его еще въ Оптиной Пустыни, и не было ни одного несчастнаго случая съ людьми, пріѣзжавшими къ нему. Дорога къ нему шла черезъ густые лѣса. Отъ маленькой станціи желѣзной дороги до первой деревни было 25 верстъ. Крестьяне довозили посѣтителя до этой деревни и тамъ, въ одной изъ хатъ, держали его до темноты. Оставшіяся нѣсколько верстъ пути проѣзжали уже ближе къ ночи.

Попалъ и я къ Старцу и вотъ какъ это случилось.

Русская поэтесса Н., находясь въ общенiи съ нимъ, сказала мнѣ однажды, что во время ея послѣдняго посѣщенія Старецъ увидѣлъ у нея мой портретъ въ роли Гамлета. Посмотрѣвъ на портретъ, онъ сказалъ:

— Вижу проявленіе духа. Привези его ко мнѣ.

Тогда же, благодаря Н., я впервые и узналъ о существованіи Старца Нектарія и, собравшись, поѣхалъ къ нему.

Ночью поѣздъ подошелъ къ маленькой, темной станціи, гдѣ уже ждали крестьянскія розвальни, чуть прикрытые соломой и запряженные тощей, старенькой лошаденкой. Стояли жестокіе морозы. Дорога была долгая и трудная. Послѣ пятичасового пути, уже на разсвѣтѣ, въ первой деревнѣ меня ввели въ избу и, до темноты, велѣли лежать на печи. Въ избу же Старца я прибылъ только къ ночи и на слѣдующее утро былъ принятъ имъ.

Онъ жилъ въ маленькой комнаткѣ за перегородкой. Не безъ волненія вошелъ я въ комнатку, ожидая его появленія. Ко мнѣ вышелъ монахъ, въ черномъ одѣяніи. Онъ былъ малъ ростомъ и согнутъ въ поясницѣ. Лица его я не могъ разобрать сразу, ужъ очень вся фигура старца была пригнута къ землѣ.

—Здравствуйте, Михаилъ Александровичъ, — сказалъ онъ, кланяясь мнѣ.

Меня поразило обращеніе на «вы» и по отчеству.

Онъ сѣлъ, и я увидѣлъ свѣтлые, радостные, голубые глаза, его рѣденькую, сѣдую бородку и правильной формы носъ. Видимо, о. Нектарій былъ красивъ въ дни своей молодости. Прежде, чѣмъ я успѣлъ понять, какъ мнѣ слѣдуетъ держать себя, онъ весело улыбнулся и сказалъ: «Да, много есть на свѣтѣ, другъ Горацій, что и во снѣ не снилось нашимъ мудрецамъ». Затѣмъ, помолчавъ, прибавилъ:

—«Я, вѣдь, тоже приникаю къ научности. Слѣжу за ней. А извѣстно ли Вамъ, Михаилъ Александровичъ, когда была представлена первая трагедія?» — спросилъ меня онъ, лукаво глядя на меня.

Я долженъ былъ сознаться, что не знаю.

—  Когда прародители наши, Адамъ и Ева, появились на сценѣ!

Онъ весело засмѣялся и продолжалъ:

—   «Когда я былъ еще мальчикомъ, въ деревню къ намъ заѣхалъ такой ловкій фокусникъ — ходитъ по канату, а самъ шапку подкидываетъ, да ловитъ».

Такъ занималъ меня старецъ театральными разговорами. Онъ быстро снялъ съ меня тотъ ненужный на мнѣ ему налетъ «мистицизма», который я привезъ съ собою. Онъ всталъ и, еле передвигая больными ногами, ушелъ за перегородку. Оттуда онъ вынесъ коробку съ конфектами и положилъ одну изъ конфектъ мнѣ въ ротъ. Все, что приносили ему его посѣтители, онъ раздавалъ имъ же самимъ, или угощалъ вновь пріѣзжающихъ. Затѣмъ онъ сразу перемѣнилъ тонъ и началъ серьезный разговоръ со мной. Разговоръ имѣлъ личный характеръ. Окончивъ его, Старецъ благословилъ меня и отпустилъ отъ себя, сказавъ, что позоветъ въ другой разъ вечеромъ. Послѣ меня къ нему вошли одни за другими еще нѣсколько посѣтителей; когда стемнѣло онъ опять послалъ за мной.

— «Вы не безпокойтесь о вашей супругѣ, — сказалъ онъ вдругъ, она здорова и дома у васъ все благополучно».

Я, дѣйствительно, уже началъ сильно волноваться о томъ, что дѣлается дома, въ Москвѣ. Сыщики, всегда и всюду слѣдовавшіе за мной, не могли не знать, казалось мнѣ, о моей поѣздкѣ къ старцу, и могли явиться въ мою квартиру безъ меня. Я еще утромъ видѣлъ его прозорливость и зналъ, что онъ говоритъ правду.

Нѣсколько разъ удалось мнѣ посѣтить Старца Нектарія. Всегда онъ былъ веселъ, смѣялся, шутилъ и дѣлалъ счастливыми всѣхъ, кто входилъ къ нему и проводилъ съ нимъ хотя всего нѣсколько минутъ. Онъ конкретно бралъ на себя грѣхи, тяжести и страданія другихъ — это чувствовали всѣ, соприкасавшіеся съ нимъ, какъ почувствовалъ это и я. Когда спросили объ этой способности его давать облегченіе приходившимъ къ нему, онъ, отвѣчая сказалъ:

—  «Когда наберется много тяжести на спинѣ моей, то приходитъ Благодать Божія и, какъ сухія листья, разметываетъ ее и опять легко».

Два или три раза, уже послѣ смерти Старца, я видѣлъ его во снѣ и каждый разъ давалъ мнѣ совѣты, выводившіе меня изъ душевныхъ трудностей, изъ которыхъ я не могъ выйдти своими силами.

Однажды, когда я ночевалъ въ избѣ Старца, меня положили довольно близко къ той перегородкѣ, за которой спалъ онъ самъ. И я слышалъ, какъ горько плакалъ онъ ночью. На утро же былъ веселъ и радостенъ, какъ всегда.

— «Нашъ путь, — сказалъ онъ какъ то о старчествѣ, — «какъ и у канатоходцевъ: дойдешь — хорошо, а свалишься на полпути — вотъ будутъ смѣяться!»

Уѣзжая въ послѣдній разъ, я ждалъ разрѣшенія и благословенія Старца на отъѣздъ. Запряженныя дровни уже стояли на дворѣ. Времени до отхода поѣзда оставалось мало и я, признаюсь сталъ уже нервничать, боясь опоздать. Двадцать пять верстъ, ночь, морозъ, худая деревенская лошаденка — скоро ли довезетъ она! Но Старецъ медлилъ. Я попросилъ хозяина напомнить ему о моемъ отъѣздѣ, но крестьянинъ съ укоризной взглянулъ на меня, маловѣрнаго, усомнившагося. Старецъ тутъ же сидѣлъ у стола и какъ бы разсматривалъ будильникъ, стоявшій передъ нимъ. Я понялъ, что успѣть на поѣздъ уже невозможно и думалъ съ неудовольствіемъ о тѣхъ послѣдствіяхъ, которыя можетъ вызвать въ Москвѣ мое опозданіе. Время все шло. Вдругъ Старецъ взглянулъ на меня и ясно и твердо, какъ бы отвѣчая на мои безпокойныя мысли, сказалъ:

— «Даю вамъ Ангела въ сопровожденіе. Ни о чемъ не безпокойтесь».

Время ли растянулось, дорога ли сократилась, но къ великому моему удивленію (и стыду!) на поѣздъ я не опоздалъ.

Старца я больше не видѣлъ. Онъ умеръ незадолго до моего отъѣзда заграницу. Женѣ моей удалось еще послать гробъ для его тѣла и немного денегъ на похороны.